Название: Современная русская литература - Игошева Т.В.

Жанр: Литература

Рейтинг:

Просмотров: 1337

Страница: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |




Но молчит и шумно дышит

Как огромный зверь какой.98

Пригов иронически воспроизводит схему казенно-административной ситуации выступления передовика производства, докладывающего по радио о своих трудовых     достижениях. Как известно, в системе координат соцреалистического  искусства  задача  состоит  в   том,   чтобы  «понадежнее упрятать схему в одежды языковых красот»99. Пригов снимает эти красоты, выявляя схему, выставляя ее как самостоятельный эстетически ценный факт.

«При этом, – как отмечает М. Эпштейн, – складывается своеобразная эстетика (или, если угодно, антиэстетика) косноязычия»100. И далее: «Косноязычие оказывается инобытием велеречивости, обнажением ее сущностной пустоты»101. Таким образом, Пригов манипулирует привычными, окостеневшими в своей незыблимости образами советского искусства, его стилями, сюжетными ходами и т.д. Так, например, у того же Пригова есть стихотворение, перепевающее светловскую «Гренаду»:

Вашингтон он покинул,

Ушел воевать,

Чтоб землю в Гренаде

Американцам отдать.

И видел: над Кубой

Всходила луна

И бородатые губы Шептали: Хрена Вам102

В стихотворении М. Светлова мы сталкивались с романтизацией чувств русского парня, готового отдать свою жизнь за освобождение крестьян в Гренаде. В переложении Пригова, как отмечает Е.И. Трофимова, «пафос и романтизм имиджа простого советского парня, ушедшего воевать за счастье испанских крестьян, снижается и дискредитируется проецированием ситуации на иные геополитические реалии»103.

Питательной почвой для соц-арта становится «окостенение языка, порождающего некие идеологические химеры. Концептуализм, – остроумно замечает М. Эпштейн, – это мастерская по изготовлению чучел»104.

Действительно, соц-артисты создают муляжи, восковые копии соцреалистического искусства,  художественная  задача которых  не выражена текстуально,  почему  авторы  и  вынуждены  проговаривать  ее    отдельно  от текста,  сверх  текста.  Так,     Лев  Рубинштейн,  размышляя  о  собственном

98 Пригов Д.А. Написанное с 1975 по 1989. М., 1997. С. 176.

99 Там же. С. 195.

100Эпштейн М. Концепты… Метаболы… О новых течениях в поэзии// Октябрь. 1988. № 4.  С. 195.

101 Там же. С. 195.

102 Зеркала. М., 1989. С. 224.

103 Трофимова Е.И. Пригов//Русские писатели 20 века. Биографический словарь. М., 2000. С.570.

104 Эпштейн М. Указ. соч. С. 195.

 

творчестве, полагает, что соц-арт – искусство деконструкции: «Заниматься деконструкцией, – отмечает он в одном из интервью, – <…> значит заниматься разрушением и созиданием одновременно. Переконструирование языка в моих текстах – это наделение его новыми позитивными кодами»105. Но выявить эту созидательную функцию в самом тексте в общем-то невозможно.

При обращении к тестам соцреалистической культуры Пригова и Рубинштейна интересует не столько возможность вскрыть механизмы создания государственных идеологических мифов (например, о прекрасной жизни советского передовика скотоводницы Глафиры), сколько    возможность выявленную аналитическим путем схему, каркас использовать наизнанку, демонстрируя при этом читателю ущербность сознания, участвовавшего в создании подобных текстов. Но, как отмечает Ст. Рассадин, при этом  Пригов не делает попытки «проникнуть в драму перекореженного сознания»106, наподобие  Зощенко,  предшественника Пригова  по  воспроизведению в народном языке малограмотного, заштампованного сознания человека постреволюционной действительности.

В прозе главным представителем соц-арта является Владимир Сорокин. В. Новиков отмечает: «Владимир Сорокин вырос из сора, выбрав в качестве интертекстуальной основы своей новеллистики самый неизящный материал – стилистику социалистического реализма»107. Соц-арт, действительно,   берет этот материал в готовом стилистическом виде и   на его основе   строит постмодернистскую текстовую игру.

Генеральный прием построения прозы В. Сорокина заключается в том, что  он  берет  готовые,  стилистически  отстоявшиеся    литературные формы, такие как «деревенская», «городская» проза, «производственный» роман и навязывает им свои условия игры.

Сорокин,  выбирая  одну  из  этих  традиций,  тщательно  копирует  ее приемы.  Так,  например,  в  рассказе  «Заседание  завкома»  Сорокин  выбирает

схему  производственного   романа   с   темой   воспитания   и   возвращения несознательного рабочего в лоно социалистической идеи и практики. Таким несознательным рабочим в рассказе Сорокина является Витька Пискунов. Он

пьяница и лодырь. Поэтому его вызывают на заседание профкома, где разбирается его личное дело. Члены профкома   – типичные представители советского   народа:   милиционер,   активист,   бригадир,   ветеран,   уборщица.

Заседание завкома происходит в типично советском помещении – с портретом Ленина, с красным сукном на столе и т.д. Осуждают Витьку Пискунова типично советским языком лозунгов и штампов. Действие неторопливо движется по привычному  и  узнаваемому  шаблону.  Как  вдруг  милиционер  выкрикивает:

«Прорубоно!» И вслед за ним все присутствующие на заседании завкома и только что призывающие перевоспитаться Пискунова начинают выкрикивать нечто бессвязное. Действие сюжета выходит на какой-то абсурдный виток, где

105 Рубинштейн Л. Вопросы литературы. Беседу вела Зара Абдуллаева// Дружба народов. 1997. № 6. С. 181.

106 Рассадин Ст. Голос из арьергарда//Знамя. 1991. № 11. С. 206.

107 Новиков Вл. Точка, поставленная вовремя. Владимир новиков представляет постмодернистскую новеллистику//

Знамя. 1993. № 2. С. 207.

 

начинает происходить нечто, необъяснимое с  точки зрения нормальной логики. Затем уборщицу затаскивают на стол, зверски убивают, кладут в футляр от виолончели, после чего все возвращаются в нормальное, доабсурдное состояние. То есть вначале Сорокин убаюкивает своего читателя, движущегося по накатанным рельсам сюжета производственной повести. А затем совершает некий абсурдистский взрыв. Сорокин «не столько пародирует, сколько шоковым путем разрушает эстетику соцреализма»108, -   замечает Г.Л. Нефагина. Другой критик дополняет: «Переход из одного измерения действительности в другое у

Сорокина демонстрирует как раз абсурдность так называемой обыденной действительности и реальность того ее измерения, которое относится к сфере творчества и подсознания»109.

В романе «Очередь» – тонко смоделирована сама идея советской очереди в условиях тотального дефицита.   Люди стоят   в очереди неведомо за чем, вернее, за тем, в чем они нуждаются: кто за дефицитным продуктом, кто за джинсами, кто за музыкальной аппаратурой, кто за импортной обувью, кто за мебельным гарнитуром. Это очередь одновременно за всем и ни за чем, потому что впереди иллюзия, пустота.   Главное дело очереди – движение вперед и заполнение вакуума между передвижениями разговором. Автор ставит перед собой  задачу  самоустранения из  жизни  очереди, поэтому    роман  и  состоит только из реплик людей.

–          Товарищи, кто последний?

–          Наверное я, но за мной еще женщина в синем пальто.

–          Значит, я за ней?

–          Да. Она щас придет. Становитесь за мной пока.

–          Вы будете стоять?

–          Да.

–          Я на минуту отойти хотел, буквально на минуту…

–          Лучше, наверное, ее дождаться. А то подойдут, а мне что объяснить?

Подождите. Она сказала, что быстро…

–          Ладно. Подожду. Вы давно стоите?

–          Да не очень…

–          А не знаете, по сколько дают?

–          Черт их знает… Даже и не спрашивал. Не знаете по сколько дают?

–          Сегодня не знаю. Я слышала вчера по два давали.

–          По два?

–          Ага. Сначала по четыре, а потом по два.

–          Мало как! Так и стоять смысла нет…

– А вы займите две очереди. Тут приезжие по три занимают.110

Пришедшие в конец очереди начинают с того, что уясняют для себя цель, порядок, законы очереди. Устанавливают связи по вертикали и горизонтали. Определяют ближайший контекст и масштаб очереди в целом. Обживаются в

108 Нефагина Г.Л. Указ соч. С. 170.

109 Соколов Б. Два лица постсоветской литературы. О прозе Юрия Полякова и Владимира Сорокина// Дружба народов. 1997. № 6. С. 187.

110 Сорокин В. Тридцатая любовь Марины. Очередь. М., 2000. С. 419.

 

очереди как в социальном организме. Очередь и есть живой организм. В своем масштабе она копирует структуру государства, если не жизни на земле в целом. Проблемы, которые обсуждаются в очереди, это проблемы общества в целом и каждого человека в  отдельности. Это  –  воспитание детей, взаимоотношения

«отцов и детей», секс, литература, футбол, музыка и т.д.

Главный герой романа Сорокина, как отмечают Петр Вайль и Александр Генис, «за трое суток проходит полный жизненный цикл мужчины. Он знакомится с девушкой, имеет успех, затем терпит фиаско, напивается, заводит роман, спит с женщиной. Все это – не считая таких мелочей, как мимолетные дружбы и вражды, еда, сон, обсуждение всех мыслимых тем»111. Действительно, Сорокин стремится не просто спародировать советское общество, а ухватить структуру, саму модель советского сознания. В конце романа выясняется, что главному герою нет необходимости больше бежать в очередь, участвовать в перекличке и т.д. Потому что женщина, с которой он переспал, является продавщицей  того  самого  вожделенного  дефицитного  товара,  за  которым  и стоял сорокинский герой. То есть цель находилась не там, где герой ее себе

изначально представлял.

Поведение героя строго ритуальное, подчиненное мифологическому комплексу  представлений,  рожденных  коллективным  сознанием  очереди.  И

вырваться из плена этих ритуально-мифологических представлений герою чрезвычайно трудно несмотря на чудо с женщиной-продавщицей, избавившей

его от стояния в очереди.

Уже замечено, что соц-арт, начав с пародирования речевых клише, скоро вторгается в сферу мифологического112. Дело в том, что структура соцреалистического романа восходит к структуре традиционного мифа. Основные сюжетные элементы соцреалистического романа таковы: герой никогда не стремится к индивидуальному самоосуществлению, к раскрытию своей неповторимой индивидуальности. Его цель другая: стать частью социальной интеграции, включиться в коллективность, которая мыслится высшей ценностью.

В         осуществлении          цели    герою  помогает        более   старый            и          более

«сознательный» персонаж, который уже раньше проделал подобный поиск. Кульминационной точкой соцреалистического романа становится сцена, где герой достигает своей цели – социальной интеграции и коллективности. По существу именно эта ситуация проигрывалась уже в мифе и обрядности. Здесь как бы имитируется обряд инициации, в котором младший соплеменник посвящается в новую, взрослую жизнь. Старший товарищ выполняет здесь функцию племенного вождя, который и проводит обряд инициации и инкорпорации. Как правило, старший будет давать посвящаемому некоторые советы. С этого момента, собственно, начинается ритуал посвящения. Старший часто  вручает  неофиту  какие-то  предметы  или  символы  принадлежности к

111 Вайль П. Генис А. Поэзия банальности и поэтика непонятного//Звезда. 1994. № 4. С.189.

112 Нефагина Г.Л. Указ. соч. С.168.

 

«племени». В соцреалистическом романе такими предметами, символами становятся, например, знамя, значок, партбилет.

Что делает с эти материалом соц-арт?

В рассказе Владимира Сорокина «Сергей Андреевич» достаточно четко прослеживается   ориентация   на   эту   ритуально-мифологическую   модель,

опрокинутую на соцреалистические произведения.

Выпускники школы в последний раз идут в поход вместе со своим учителем. Ситуация похода в сочетании с окончанием школы соответствует первой  фазе  инициации –  отделению неофита  от  прежнего, знакомого  ему

окружения. В центре рассказа – наставления Учителя. В этих наставлениях дается стандартная для соцреализма шкала ценностей. Эта стандартность подчеркивается        Сорокиным        совершенно        стертым,        лишенным

индивидуальности языком учителя.

–   Да, ребята, лес – это удивительное явление природы. Восьмое чудо света.

Лес никогда не может надоесть, никогда не наскучит. А сколько богатства в лесу! Кислород, древесина, целлюлоза.

–          Ну, что ж, Витя, техника, безусловно, дала человеку очень многое. Но мне кажется, главное, чтобы она не заслонила человека, не вытеснила его на

задний план.

Далее, девочка – отличница сообщает, что вместо института пойдет на фабрику простой ткачихой. «Чтобы по-настоящему почувствовать производство <…>

Тогда мне и учиться легче будет и жизнь побольше узнаю. У нас в семье все женщины  –  потомственные  ткачихи.  Учитель  понимающе  посмотрел Лебедевой в глаза: – Молодец. В институте ты будешь учиться еще лучше. А год на фабрике – это очень полезно».

На   восторженное   признание   любимого   ученика,   называющего   учителя

«великим человеком», Сергей Андреевич, в соответствии  с соцреалистическим этикетом, скромно отвечает: «Великих людей, Миша, очень мало. Я  же  не

великий человек, а простой учитель средней школой. Если я тебе в чем-нибудь помог – я очень доволен. Спасибо тебе за теплые слова».

Далее  проводится    «испытание   магического   знания»,         неотъемлемый

элемент обряда инициации. В рассказе эта проверка выглядит как простая проверка знаний о звездном небе (т.к. учитель астрономии). Но эта проверка о звездах   соотносится   с   соцреалистической   эстетикой,   в   которой   звезды отчетливо ассоциируются с высотой романтических устремлений героев. В рассказе  только  один  ученик,  Миша  выдерживает  это  испытание. Кульминацией рассказа становится ритуальное приобщение, которое завершает

«поиск»:

«Небольшая кучка кала Учителя лежала в траве, маслянисто поблескивая. Ученик Соколов приблизил к ней свое лицо. От кала сильно пахло. Он взял одну из слипшихся колбасок. Она была теплой и мягкой. Он поцеловал ее и стал быстро есть, жадно откусывая, мажа губы и пальцы».

Структура  протосюжета  соцреалистического  поиска  осталась неизменной.    Только    знамя    или    партбилет    заменены    человеческими

испражнениями, которые поедаются прошедшим посвящение героем. При этом

 

символический код (знамя, партбилет) заменяется натуралистическим. И тем самым взрывается какая бы то ни было значимость псевдо соцреалистического сюжета. При помощи сниженной пародии Сорокин отменяет ценности, важные для соцреалистической эстетики.

Почти  все  рассказы  Сорокина  строятся  по  подобной  схеме.  Сначала писатель, используя сюжетные ходы и язык соцреалистической литературы,

создает            точную   стилизацию,  и   читатель   почти   уверен,   что   перед   ним производственная   или   «деревенская»   или   любовно-романтическая   проза советской поры. Но неожиданно происходит совершенно абсурдистский взрыв,

который         разрушает   сюжет,   заставляет   пересмотреть   уже   сложившееся впечатление, опровергает все предыдущее.

Б.         Соколов         отмечает:        «этот   писатель         выворачивает            эстетику

социалистического реализма наизнанку, стремясь продемонстрировать читателям идиотизм и самого метода, и действительности, которую тот был призван отразить»113.

Проза Виктора Пелевина

Виктор Пелевин родился в 1962 году в Москве. Окончил Московский энергетический институт. Учился в Литературном институте. Работал инженером и  журналистом.  Прозу  начал  писать  в  1987  году.  Печатался  в  различных

«толстых» журналах и сборниках. К настоящему времени в России издано 7 книг:

«Синий фонарь» (1992) – сборник научной фантастики, «Омон Ра»(1993), «Бубен верхнего мира» (1996), «Чапаев и Пустота» (1996), «Жизнь насекомых» (1999),

«Generation ‚П‛» (2000).  Лауреат нескольких премий. Так как Пелевин родом вышел из научной фантастики, элемент фантастического, так или иначе, присутствует в его вещах, выходящих за пределы собственно жанра фантастики, в

тех вещах, в которых Пелевин претендует на большую литературу.

«Омон Ра» (Знамя. 1992. № 5)

Замысел повести «Омон Ра», на наш взгляд, рожден из реплики одного из довлатовских персонажей. Эрик Буш из «Компромисса» Сергея Довлатова после

третьей рюмки выкрикивал: «–Гагарин в космос не летал! А все советские ракеты

– это огромные консервные банки…»114

Нужно   отметить,   что   персонаж   Довлатова   –   не   единственный,   кто сомневался в этом. Юрий Анненков, эмигрировавший в Париж, отмечал в своих мемуарах полет в космос Юрия Гагарина. И при этом делал оговорку: «если, конечно, Гагарин его действительно совершил». Иллюзорная природа Советского Союза постоянно заставляла сомневаться в истинности существования того или

113 Соколов Б. Два лица постсоветской литературы. О прозе Юрия Полякова и Владимира Сорокина// Дружба народов. 1997. № 6. С. 185.

114 Довлатов С. Компромисс// Довлатов С. Избранное.

 

иного явления в этой фантастической стране. Вот об этом, собственно говоря, и идет речь в повести Пелевина.

Повести предпослано посвящение: «Героям Советского Космоса». Как отмечает критик, в повести педалируется «два мотива нашей вчерашней действительности: культ жертвенности и показуху»115.

Главный герой повести – Омон Кривомазов. Он с детства мечтает стать летчиком. Детство Омона протекает в окружении реалий советской действительности, которые все больше привязывают мальчика к мечте о небе. Живет он недалеко от кинотеатра «Космос», отдыхает в пионерлагере «Ракета»,

знакомый    курит    папиросы    «Полет»,    над    микрорайоном    господствует

«металлическая ракета, стоящая на сужающемся столбе титанового дыма, похожем на воткнутый в землю огромный ятаган»116. Детские игры Омона Кривомазова сосредоточены  в деревянном самолете, находящемся на детской площадке. «Это был не совсем  самолет, а скорее домик с двумя окошками, к которому во время ремонта прибили сделанные из досок снесенного забора крылья и хвост, покрыли все это зеленой краской и украсили несколькими большими рыжими звездами»117.

Очень скоро герой повести Пелевина понимает, что для того, чтобы почувствовать полет вовсе не обязательно взлетать в самолете или ракете, потому что «полет сводится к набору ощущений, главные из которых он  давно уже научился подделывать, сидя на чердаке краснозвездной крылатой избушки»118.   Именно здесь впервые в повести возникает мотив подделки, связанный для героя повести с мечтой о космосе: не самолет, а избушка, не реальный полет, а подделка ощущений от полета.

Герой повести противопоставляет чувства свободы, возникающие в полете, и государственной несвободы, существующие на земле. Поэтому он мало интересуется происходящим на Земле. «Подлинную свободу человеку может дать только невесомость – поэтому, кстати, такую скуку вызывали у меня всю жизнь западные радиоголоса и сочинения разных солженицыных; в душе я, конечно,  испытывал  омерзение  к  государству…»119   Социальная  свобода  – ничто, по сравнению с ощущением космической свободы. Но государство, к которому  герой  испытывает  омерзение,     делает  его  мечты  о  космосе  –

единственным местом, где возможна свобода, – фантомом.

Следующий, после домика с зелеными крыльями, обман, связанный с мечтами  о  космосе  Омона    Кривомазова,  настиг  его  в  пионерском  лагере

«Ракета». В столовой пионерлагеря Омон со своим другом   Митьком видят картонные      макеты  космических  кораблей,  свисающих     на  нитках  из-под потолка. Они  решают выяснить, что внутри одной из этих ракет. Оказывается,

что      внутри            находилась     пластилиновая          фигурка          космонавта,   сидевшая        в маленьком картонном кресле.  На  внутренней части  картонной ракеты  были

115 Мелихов А. Виктор Пелевин. Омон Ра. Знамя. 1992. № 5//Нева. 1993. № 5-6. С.335.

116 Пелевин В. Омон Ра//Знамя. 1992. № 5. С. 12.

117 Там же. С. 12.

118 Там же. С. 12.

119 Там же. С. 13.

 

изображены иллюминаторы и     приборы управления ракетой в  самых мельчайших подробностях. «Но самое интересное, – задумчиво и как-то подавленно сказал Митек, – что там не было двери. Снаружи люк нарисован, а изнутри на его месте – стена с какими-то циферблатами». Дети чувствуют, что они обмануты в чем-то самом сокровенном.

По окончании школы у Омона Кривомазова созревает желание поступать в летное училище.  При этом выбор его падает на училище, которое носит героическое имя Маресьева, потому, что Кривомазов помнит «историю легендарного персонажа, воспетого Борисом Полевым!.. Он, потеряв в бою обе ноги, не сдался, а встав на протезы, Икаром взмыл в небо бить фашистского гада»120. Пелевин здесь подобно Владимиру Сорокину, стилизует типичную ситуацию советского производственного романа, в которой герой делает свой жизненный выбор, решает важный для него вопрос: кем быть? И так же, как

Сорокин, Пелевин чуть позже взрывает эту ситуацию при помощи абсурдного поворота сюжета. Омон Кривомазов становится курсантом и проходит ритуал посвящения в курсанты, перед началом которого замполит летного училища произносит: «мы из вас сделаем настоящих людей в самое короткое время!»121

Здесь совершенно явственно звучит цитата из Бориса Полевого, произведение которого называется «Повесть о настоящем человеке».

Суть  же  этого  посвящения состоит  в  том,  что  курсантам проделывают операцию  по  удалению  нижних  конечностей.  Физический  облик  курсантов

максимально приближается к облику того, чье имя носит военное училище. Драматическая и героическая судьба Маресьева по воле автора повести оборачивается жутковатым фарсом. А недалеко от летного училища находится Пехотное училище имени Александра Матросова. И читатель понимает, что

посвящение в курсанты этого училища происходит соответствующим образом. Подобно Александру Матросову   курсанты должны бросаться грудью на амбразуру.  А  госэкзамен  для  выпускников  училища  заключался  в  том,  что

нужно было сплясать перед приемной комиссией «Калинку», после чего выпускнику вручался диплом.

Омон избежал всего этого лишь потому, что вместе с Митьком они были

зачислены в секретную космическую школу при первом отделении КГБ СССР.

И здесь Омона начинают готовить к подвигу.

Выясняется что вся советская космическая мощь – фикция (тут-то мы и вспомним   слова   довлатовского            героя). Омону            объясняют,     что      он        будет

участвовать в космическом эксперименте. Главная цель этого эксперимента –

«показать, что технически мы не уступаем странам Запада и тоже в состоянии отправлять на  Луну экспедиции. Послать туда возвращаемый пилотируемый

корабль нам сейчас не по силам. Но есть другая возможность – послать туда автоматический экипаж, который не потребуется возвращать назад»122. Ракета должна доставить   на поверхность луны автоматический луноход, который установит с Землей радиосвязь.   «Так зачем тогда я?» – резонно спрашивает

120Там же. С. 15.

121 Пелевин В. Омон Ра//Знамя. 1992. № 5. С. 19.

122 Там же. С. 20.

 

Омон. Ему объясняют, что «Мы не успели технологически победить Запад. Но борьба идей – это такая область, где нельзя останавливаться ни   на секунду. Парадокс – и опять же диалектика – в том,   что обманом мы помогаем правде…»123 Все это значит, что автоматический луноход на самом деле будет приводиться в движение не автоматикой, а Омоном. Внутри лунохода установлено приспособление типа   велосипеда, крутя педали которого, можно привести в движение луноход.

Государство, которое презирает Омон, уловило его в сети своего масштабного государственного  обмана. Космические достижения – передовые позиции государства, которыми оно демонстрирует свою мощь и право диктовать собственную политику мировому сообществу. Ради этого можно и нужно идти на глобальную ложь. И Омон вынужден    подчиниться государственному насилию над своей волей: он становится соучастником и исполнителем   этого   обмана.   Таким   образом,   мотив   подделки,   который возникает на первых страницах повести, разрастается до грандиозных размеров, принимает общегосударственный масштаб. Для того, чтобы доказать силу и правоту идеи социализма, государство идет на обман общества.

После  длительных тренировок, которые  заключаются в  том,  что  Омон,

скрючившись в три погибели,  крутит педали в так называемом автоматическом луноходе, после прослушивания учебной дисциплины «Сильные духом», Омона отправляют на Луну.

Когда Омон «прибывает на Луну», он выполняет задание: преодолевает 70 километров по поверхности Луны,  устанавливает радиовымпел. После чего он должен был выстрелить в себя: в этом и заключался тот подвиг, к которому готовили Омона в секретной космической школе (не выдать своего присутствия

в автоматическом луноходе и не вернуться обратно на землю).   То есть он оказывается в роли пластилинового космонавта в ракете, из которой нет выхода. Это метафора лживой и безвыходной ситуации.

Омон выполняет приказ, но случается непредвиденное: пистолет дает осечку. Омон падает без сознания. А когда сознание возвращается к нему, выясняется, что он лежит возле лунохода, который находится  в заброшенном

тоннеле Московского метро, а не на Луне. Омон бежит, в него стреляют. После чего он оказывается в  помещении, где из тайника он подсматривает чудовищную   по   своей   фантастичности   сцену.   «В   первый   момент   мне

показалось, что я попал в какой-то огромный древнеримский планетарий. На очень высоком сводчатом потолке стеклом и жестью поблескивали далекие звезды, включенные примерно в треть накала. Метрах в сорока от меня стоял старый  рельсовый  кран;  на  его  стреле,  метрах  в  четыреста  от  пола,  парил

похожий очертаниями на огромную бутылку корабль «Салют» с пристыкованным к нему космическим грузовиком «Агдам Т-3»; корабль был надет на стрелу, как пластмассовая модель самолета – на ножку подставки.

123 Там же. С. 23.

 

Видимо, вся конструкция была слишком тяжелой для одного крана, потому что корму космического грузовика поддерживали два или три упертых в пол длинных бревна; они были различимы в полутьме, но когда совсем рядом сл мной зажглись два прожектора, они стали практически невидимы, потому что, как   и   стена   за   ними,   были   выкрашены   черной   краской   и   облеплены мерцающими в электрических лучах кусочками фольги». Внизу стоял столик с микрофоном,  за  которым  сидел  человек  в  штатском.  За  его  спиной  был фанерный   щит   с   надписью   «Время».   На   глазах   Омона   готовилась   так называемая прямая трансляция из космоса.

«Сейчас мы находимся на переднем крае советской космической науки, – произносит диктор, – в одном из филиалов ЦУПа. Седьмой год несут орбитальную вахту космонавты Армен  Везиров и Джамбул Межелайтис. Этот полет – длиннейший в истории – сделал нашу страну лидером мировой космонавтики». После чего из подвешенной к крану ракеты появляются космонавты и, имитируя движения в вакууме,   привинтили к корпусу ракеты

«астрофизический модуль «Квант»».

Заканчивается повесть тем, что Омон Ра, спасаясь от преследования двух псевдокосмонавтов, неведомыми путями выбирается из подземного космоса на

землю.

«Чапаев и Пустота»

Впервые роман был опубликован в журнале «Знамя» в №№ 4-5 за 1996 г. В

небольшом предисловии Пелевин отмечает, что имя действительного автора этого произведения не может быть названо, и рукопись публикуется под фамилией   редактора,   т.е.   самого   Пелевина.   Далее   Пелевин   отмечает:

«подлинная  ценность  этого  документа  заключается  в  том,  что  он  является

первой в мировой культуре попыткой отразить художественными средствами древний монгольский миф о Вечном Невозвращении»124.

Главный герой повести – Петр Пустота. Действие начинается с того, что он,

спасаясь от преследования,  сбегает из революционного Петрограда в Москву. Тут он встречает своего бывшего одноклассника по гимназии, Фон Эрнена. Тот оказывается сотрудником ЧК по кличке Григорий Фанерный, который  едва не арестовал главного героя. Однако случилось так, что Петр Пустота сам убивает Фон Эрнена. А затем его самого начинают принимать за товарища Фанерного, и  он  с  двумя  матросами –  Жербуновым и  Барболиным –    отправляется на задание в литературное кабаре «Музыкальная табакерка». Здесь он встречается с Чапаевым. Однако Чапаев предстает перед нами в очень необычном виде. Это утонченный   интеллектуал   весьма   изящного   вида   с   тонкими   длинными пальцами, который рассуждает  в категориях буддистской философии о великой пустоте  и  вечном  возвращении,  играет  на  рояле  фугу  Моцарта,  является великим мистиком и т.д.

Дело   в том, что Пелевин взялся за задачу ниспровержения мифического образа Чапаева, каким он сложился в массовом сознании, нашедшем отражение

124 Пелевин Виктор Чапаев и Пустота// Знамя. 1996. № 4. С. 27.

 

во всем известных анекдотах о Чапаеве,  в книге Д. Фурманова «Чапаев» (1923), в знаменитом фильме о Чапаеве 30-х годов братьев Васильевых. Вместо этого мифа Пелевин предлагает другой, где Чапаев – не столько реальный исторический персонаж, от которого в сознании современного человека, в общем-то, ничего не осталось, сколько   некая мифологема, которую можно перемещать в разные мифологические пространства,   –   будь то миф о герое Гражданской войны или миф о Внутренней Монголии духа. Пелевин полагает, что  Чапаев  «соткан  из  чужих  слов,  оторван  от  любой  реальности  (самое

ненавистное  Пелевину  понятие),  потому  и  близок  вожделенной  пустоте»125.

Собственно говоря,   Пелевина и не интересует Чапаев как историческая личность.  В  его  задачу  не  входит  стремление  восстановить  историческую истину о Чапаеве. Его задача – создать новый миф.

Вот при этом заново мифологизированном Чапаеве главный герой повести и становится тем Петькой – комиссаром Чапаева, который в наше время стал героем анекдотов, наряду с самим Чапаевым.

Но если читатель полагает, что дальнейшее повествование посвящено приключениям Василия Ивановича Чапаева и Петьки, то он ошибется. Действие повести  происходит  не  в  трехмерном  мире,  он  лишь  –  иллюзия,  которую

необходимо преодолеть, а в сознании Петра Пустоты. Сознание пелевинского персонажа имеет сложную многоуровневую структуру, у которой отсутствуют четкие границы между уровнями. Поэтому сознание оказывается плавающим,

дрейфующим. Герой Пелевина в своем сознании изменчивый, как Протей, не может однозначно идентифицировать себя с какой-либо одной ипостасью. В голове у него существует «торжественный хор многих «я»»126. Главной проблемой Пустоты является необходимость «избавиться от всех этих мыслей и чувств самому, оставив свой так называемый внутренний мир на какой-нибудь помойке»127.

Поэтому  Петр  Пустота,  оказавшийся  в  начале  повести  Петькой  при Чапаеве,  неожиданно  для  читателя,  который  уже  смирился  с  этой метаморфозой, вдруг оказывается в роли больного в психиатрической больнице. Там он встречается со своими старыми знакомыми – Жербуновым    и Барболиным. Но если в мифическом локусе Гражданской войны они были революционными матросами, то теперь они – медбратья психбольницы, в которой оказывается герой Пелевина.

Здесь, в психиатрической больнице, Петра Пустоту стремятся вылечить от шизофрении. Его диагноз: «раздвоение ложной личности». Ложная личность Петра Пустоты «развита в таких деталях, что почти полностью вытесняет и перевешивает настоящую»128. Его ложная личность живет в восемнадцатом, или девятнадцатом году. И эта ложная личность   воображает себя Петькой, комиссаром Чапаева, который отличился в бою под станцией Лозовая.

125 Андрей Немзер  В каком году – рассчитывай… (Заметки к вечному сюжету «Литература и современность»)

// Знамя .1998. № 5. С. 203.

126 Пелевин Виктор Чапаев и Пустота// Знамя. 1996. № 4. С. 85.

127 Там же. С.100.

128 Там же. С. 77.

 

В разговоре с лечащим врачом – Тимуром Тимуровичем – выясняется, что в структуру сознания и психики Петра Пустоты заложена буддистская идея пустоты. Врач говорит о том, что мировосприятие Китая «построено на том, что мир деградирует, двигаясь от некоего золотого века во тьму и безвременье. Для них абсолютный эталон остался в прошлом, и любые новшества являются злом в силу того, что уводят от этого эталона еще дальше. <…> для классической китайской ментальности любое движение вперед будет деградацией. А есть другой путь – тот, по которому всю свою историю идет Европа   <…>   Здесь идеал мыслится не как оставшийся в прошлом, а как потенциально существующий в будущем. И это сразу же наполняет существование смыслом.

<…> Это идея развития, прогресса, движения от менее совершенного к более совершенному»129.  То  есть  идея  истории  противопоставлена  идее  вечности. Идея движения противопоставлена идее вечного возвращения или невозвращения. Главный вектор движения произведения Пелевина и есть движение из истории в вечность, из действительности в метафизическое пространство.  И  все  равно,  какие  средства  помогают  выскочить  из  этой гнетущей  героев  Пелевина  реальности,  будь  то  кокаин  или  буддистская мистика.

В психиатрической больнице Петр Пустота оказывается в отделении с другими больными, у  которых    тот  же  диагноз, что  и  у  него:  «раздвоение ложной личности».

Это Володин – предприниматель, как сейчас говорят, новый русский. Он себя отождествляет с небесным светом, сошедшим на землю.

Это другой пациент мужского пола, ложная личность которого является женщиной,  носящей  имя  Мария,  –  героини  мексиканского  сериала  «просто

Мария». Эта «просто Мария» встречается со Шварценеггером – идеалом мужественности  и  героизма  массового  сознания.  Шварценеггер  садится  в кабину самолета, просто Мария – на крыло самолета. Они взлетают. Просто

Мария падает, ударяясь об Останкинскую телебашню. Оказывается в больнице.

Пациент Семен Сердюк в пространстве своей ложной личности встречается с  японцем  Кавабатой,  который  предлагает  ему  работать  в  своей  фирме

менеджером. Но для этого Сердюк должен пройти определенное испытание на созвучие своего сознания с японским менталитетом. Когда он разгадывает символику древней японской гравюры, Кавабата посвящает его в самураи клана

Тайра. И Сердюк  дает клятву о том, что готов связать свою жизнь и смерть с кланом Тайра. Далее дело оборачивается таким образом, что «торговый дом Тайра»  разорен.  И  честь  самурая  требует  от  Сердюка  сделать  харакири. Кавабата  подробно  инструктирует  его  о  линиях  надреза,  которые  должен

сделать на своем животе Сердюк.  И, в конце концов, добивает Сердюка, после чего Сердюк просыпается в сумасшедшем доме с диагнозом: попытка суицида на  алкогольной почве.  Возникает важный  для  Пелевина мотив    смерти  как

пробуждения в иной жизни.

129 Там же. С. 47.

 

Подобное происходит и с Петром Пустотой.  В отделении, где находятся пациенты с ложным раздвоением личности, завязывается драка. И в этой драке пациент, который отождествляет себя с «просто Марией», опускает  гипсовый бюст Аристотеля на голову Петру Пустоте, после чего тот приходит в себя и ощущает себя Петькой – комиссаром Чапаева, который ранен в бою под станцией Лозовая, и который частично потерял память. И наоборот, когда герой отождествляет себя с Петькой при Чапаеве, ему снятся кошмары о том, как его мучают в психбольнице. Когда герой отождествляет себя с Петром Пустотой, который лечится от шизофрении, ему грезятся сцены, происходящие между Петькой, Чапаевым, Анной и Котовским. Таким образом, Пелевин с позиции буддистской философии стремится  утвердить мысль о том, что сознание не является  формообразующим элементом человеческой личности, что личность – это фантом, субстанция, не обладающая самосуществованием. Что логические категории, выработанные человеческим сознанием, не способны отразить последней онтологической истины человеческого существования и ответить на вопрос об отношении человеческой жизни к океану бытия.

Свою точку зрения на этот вопрос предлагает Григорий Котовский. Он смотрит на лампу, состоящую из спиртовки и длинной стеклянной колбы, где в

подкрашенном глицерине плавали комки воска,   и рассуждает: «Если какой- нибудь из этих комочков воска считает, что он – форма, которую он принял, то он смертен, потому что форма разрушится. Но если он понимает, что он – это

воск, то что с ним может случиться? <…> Единственный путь к бессмертию для капли воска, это перестать считать, что она капля , и понять, что она и есть воск. Но поскольку наша капля сама способна заметить только свою форму, она всю свою короткую жизнь молится Господу Воску о спасении этой формы, хотя эта

форма, если вдуматься, не имеет к ней никакого отношения. При этом любая капелька воска обладает теми же свойствами, что и весь его объем. <…> Капля великого океана бытия – это и есть весь этот океан, сжавшийся на миг до капли.

Но как, скажите как объяснить это кусочкам воска, больше всего боящимся за свою мимолетную форму? Как заронить в них эту мысль? Ведь именно мысли мчат   к спасению или гибели, потому что и спасение, и гибель – это тоже, в сущности, мысли»130. Котовский понял, что формы не существует: воск может принять любую форму. Но Чапаев идет в этом смысле дальше Котовского. С его точки зрения, сами воск и самогон – всего лишь формы, про которые можно сказать только то, что «ничего такого, что их принимает, нет. <…> На самом деле нет ни воска, ни самогона. Нет ничего. И даже этого «нет» тоже нет»131. Любая форма это – пустота. Но и наоборот. Пустота это – любая форма. Пустота значима своей  абсолютной потенциальностью. Пустота есть «абсолютно  все, что только может быть»132.

Пелевинские герои не живут в истории потому, что история для них слишком мелкий масштаб человеческого бытия. Так, Омон Ра, о котором говорилось   выше,   презирает   историю   и   рвется   в   космос,   считая   его

130 Там же.  № 5. С. 40.

131 Там же. С. 94.

132 Там же. С. 100.

 

внеполитическим и внегосударственным фактом бытия, в то время как государство давно ввело космос в сферу идеологической борьбы и политического контроля.

Так, Петька смотрит на панораму города и он ему представляется кучей мусора, «нанесенного дождевыми потоками в яму». Далее он рассуждает: «Я

вдруг с удивлением понял, что я – часть мира, расположенного на дне этой гигантской сточной канавы, где идет какая-то неясная гражданская война, где кто-то жадно делит крохотные уродливые домики, косо нарезанные огороды, веревки с разноцветным бельем, чтобы крепче утвердиться на этом буквальном дне бытия»133. Этому взгляду противопоставлена точка зрения китайского мудреца и коммуниста по имени Цзе Чжуан. «Ему часто снился один сон – что он красная бабочка, летающая среди травы. И когда он просыпался, он часто не мог взять в толк, то ли это бабочке приснилось, что она занимается революционной работой, то ли это подпольщик видел сон, в котором он порхал среди цветов. Так вот, когда этого Цзе Чжуана арестовали в Монголии за саботаж, он на допросе так и сказал, что он на самом деле бабочка, которой все

снится. Поскольку допрашивал его сам барон Юнгерн, а он человек с большим пониманием, следующий вопрос был о том, почему эта бабочка за коммунистов. А он сказал, что он вовсе не за коммунистов. Тогда его спросили, почему в таком случае бабочка занимается подрывной деятельностью. А он ответил, что все, чем занимаются люди, настолько безобразно, что нет никакой разницы, на чьей ты стороне»134. С этой точки зрения, жизнь – не история, жизнь – сон, пустота и поэтому «совершенно неважно, что те6е приснится»135.

В повести появляется Юнгерн фон Штернберг, который в Гражданскую войну командовал Азиатской Конной Дивизией, а сейчас – Особым Полком Тибетских Казаков, которые являются защитниками Внутренней Монголии. Он

– Черный Барон, о котором сложена песня в период Гражданской войны. Но он же  в  повести  и  проводник  Петра  Пустоты    в  инфернальную  Внутреннюю

Монголию. Они попадают в один из филиалов загробного мира, куда попадают главным образом лица, при жизни бывшие воинами. Здесь отсутствует время и пространство, здесь момент является дверью в вечность. Сюда Черный Барон

увлекает Петьку для того, чтобы тот понял, что реальный мир тревог и страстей, мыслей ни о чем, бега в никуда есть мир душевнобольных. На самом же деле ничего нет ни дома душевнобольных, ни мира, ни Черного Барона, ни Чапаева.

Есть только великое ничто. И истина – в приобщении к этому ничто. Петька – поэт и у него есть строки, в которых по-своему переживается эта идея космической пустоты: «Но в нас горит еще желанье, к нему уходят поезда, и мчится бабочка сознанья из ниоткуда в никуда».

Ткачи Фурманова – совершенно анархическая масса. Они напиваются, начинают стрелять. Нависает угроза над Чапаевым. Ткачи искренне верят, что Чапаев продал душу дьяволу.   Чапаев сидит в баньке. Туда приходит Петька.

Они пьют самогон. Перепившиеся ткачи Фурманова приближаются к баньке,

133 Там же. С. 4.

134 Там же. С. 43.

135 Там же. С. 43.

 

начинают ее обстреливать. Чапаев выплескивает керосин на пол и швыряет в него горящий фитиль. Начался пожар. Чапаев   и Петька скрываются в подземном ходе, который  выводит их к стогу сена, скрывающего чапаевский броневик. Здесь их ждет Анна. Фурмановцы окружают броневик, обстреливают его. Анна по приказу Чапаева использует так называемый глиняный пулемет.

На самом деле это никакой не пулемет. Много лет назад жил будда Анагама. Он не тратил времени на объяснения, а просто указывал на вещи мизинцем своей левой руки, и сразу же после этого проявлялась их истинная природа – пустота. Когда он указывал на гору, она исчезала, когда он указывал на реку, она тоже пропадала. Все закончилось тем, что он указал мизинцем на самого  себя  и  после  этого  исчез.  От  него  остался  только  левый  мизинец, который его ученики спрятали в куске глины. Глиняный пулемет и есть этот кусок глины с мизинцем Будды. Этот пулемет попал к Чапаеву. И теперь Чапаев пустил его в ход. Он направил его на фурмановских ткачей, после чего выразилась их истинная сущность. Они превратились в ничто, вернувшись к своему первосостоянию. Вместе с фурмановскими ткачами исчезает и весь мир потому что мизинец указал на все, что было в мире.

Чапаев и Пустота оказываются на берегу великого Ничто, которое омывает их как река Урал. Они растворяются   в абсолютной пустоте, оказываются в

своем нерожденном прошлом, на своей прародине

Котовский, уехав в Париж, предпочитает остаться в реальном мире суеты и переживаний. Кроме того, он стремится втянуть истинную абсолютную пустоту

в ложное движение реального мира. По мнению Петра Пустоты, именно Котовский является автором анекдотов о Петьке и Чапаеве, порочащих   их приобщение к великой пустоте.

В   сумасшедшем  доме  вспоминают  анекдоты  о   Чапаеве:  «Котовский прислал Чапаеву из Парижа красной икры и коньяка. А Чапаев пишет в ответ:

«Спасибо, самогонку  мы с Петькой выпили, хоть от нее клопами и воняло, а клюкву есть не стали – уж больно рыбой несет»»136.

Петр Пустота в ответ на это замечает, что все в этой истории подверглось искажению. И вспоминает, как это было на самом деле. «Котовский ничего не присылал из Парижа. А нечто похожее было. Мы сидели в ресторане, действительно пили коньяк и закусывали красной икрой – я понимаю, как это звучит, но черной там не было. У нас был разговор о христианской парадигме, и поэтому мы говорили в ее терминах. Чапаев комментировал одно место из Сведенборга, где луч небесного света упал на дно ада и показался душам, которые там живут, зловонной лужей. Я понял это в том смысле, что трансформируется  сам  этот  свет,  а  Чапаев  сказал,  что  природа  света  не меняется, и все зависит от субъекта восприятия. Он сказал, что нет таких сил, которые не пускали бы в рай грешную душу – просто она сама не желает туда идти. Я не понял, как такое может быть, и тогда он сказал, что икра, которую я ем, показалась бы какому-нибудь из ткачей Фурманова клюквой, от которой

136   Там же. С. 103.

 

воняет рыбой»137. То есть   получается, что Котовский своими выдуманными анекдотами вытащил Чапаева и Петьку из чаемой ими пустоты, придумал им

«пошлые» биографии, посадил Петьку в сумасшедший дом.

Петр Пустота выписывается из больницы для душевнобольных, которая,

как  выясняется,  находится  на  «Станции  Лозовая»,  добирается  до  города,

попадает в то кафе, где он когда-то впервые повстречал Чапаева. Здесь он устраивает дебош со стрельбой, во время которого выбирается из кафе черным ходом. Попадает в броневик Чапаева. И они окончательно покидают земную реальность и теряются в песках Внутренней Монголии.

Чем значимо творчество Пелевина? Почему это – наиболее из дискутируемых  авторов?  На  эти  вопросы,  как  нам  кажется,  смог  ответить Андрей Немзер, который писал: «Пелевин – идеальный выразитель коллективного бессознательного 1990-х годов»138. Конец ХХ столетия – время, когда коренным образом преобразуется, меняется человеческое сознание, благодаря множеству факторов, влияющих на этот процесс. И одним из важнейших  компонентов  коллективного  бессознательного  1990–х  годов является невозможность воспринимать современную действительность как движущийся исторический процесс. Но если история перестает быть категорией человеческого сознания, на ее месте закономерно образуется великая пустота. Идеологом этого процесса и стал В.  Пелевин, который «адресуясь к каждому (к

каждому         обиженному   временем   и   не   желающему   признать   свою   ему сопричастность),  утверждает: отождестви себя с Пустотой (пустотой), пойми, что окружающий мир пакостен, иллюзорен и не имеет к тебе ни малейшего касательства, – и ты свободен»139.

«Generation ‚П‛» (1999)

Роман В. Пелевина о поколении Пепси это произведение о превращении интеллектуального пространства человеческой жизни в пространство современных информационных технологий. Вавилен Татарский – главный герой романа, в прошлом студент Литинститута, превращается в создателя рекламных слоганов, потому что читателей, поглощающих художественную продукцию, практически не осталось. А реклама – то, что читается, слушается, смотрится всеми. Она имеет многомиллионную читательскую аудиторию, причем, вовлекает в этот процесс, даже если ты не желаешь в нем участвовать. Это роман  о  современном  человеке,  вырабатывающем  и  поглощающем информацию.  Это  роман  о  манипуляции  массовым  сознанием  при  помощи самых примитивных и одновременно изощренных способов. И более того, это роман – о том, что реальной жизни нет, есть пустота, которая прикрыта иллюзорным   моделированием   жизни.   Средства   массовой   информации   – главный организатор и участник в этом создании симулякров (копии без оригинала).

137 Там же. С. 103.

138 Андрей Немзер  В каком году – рассчитывай… (Заметки к вечному сюжету «Литература и современность»)

// Знамя .1998. № 5. С. 204.

139 Там же. С. 204.

 




Страница: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |

Оцените книгу: 1 2 3 4 5

Добавление комментария: