Название: Научный эксперт. Кризисное обществоведение. Часть первая - Курс лекций

Жанр: Наука

Рейтинг:

Просмотров: 1169

Страница: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 |




Лекция 16 Типы общества. Часть первая

С самых первых этапов развития познавательной деятельности че- ловека важным интеллектуальным инструментом стала классификация объектов. Она позволила внести порядок в хаос, которым было внача- ле нагромождение вещей и явлений. В чем-то сходные объекты человек объединял в один класс, которому давал обобщающее имя. Это не только резко сокращало число сущностей, которые приходилось держать в уме, но и давало основание для сравнительного  анализа вещей — и внутри одного класса, и в сравнении с вещами других классов. Классификация сопряжена также с ошибками  — и в соединении, и в разделении, а ошиб- ки тоже стимулируют познавательный процесс.

В обществоведении, как и в любой другой  сфере знания,  тоже вста- ет проблема классификации и типологии.  Прежде всего это относится к самим обществам. Очевидно, что человеческие общества имеют много сходных черт и в то же время обладают важными  различиями. На са- мых ранних стадиях этногенеза человеческие общности сплачивались, сравнивая себя с «иными», находя в них отличия, служащие «маркера- ми» своих и чужих. Девушек отдавали замуж в чужой род, устанавливая с ним отношения свойства; породненные общности соединялись в пле- мя; родственные племена собирались в народ; в народе складывалось общество с усложняющейся структурой. Самосознание народа склады- валось в отношениях с другими обществами и под их влиянием. И уже в древности была потребность  составить образ этих иных обществ и по каким-то признакам сгруппировать их.

Эта проблема актуальна и сегодня — по тем же причинам, по которым для общества и страны важно определиться со своей цивилизационной идентичностью. Например, мы в России уже двадцать пять лет слышим непрерывные упреки в том, что у нас не сложилось гражданского обще- ства. Что это такое, почему наше общество должно быть гражданским и какое оно сейчас, если не гражданское? Каковы критерии и признаки отнесения к тому или иному типу общества? Какая польза в причисле- нии себя к тому или иному типу?

Если охватить интегрально гуманитарный  обществоведческий дис- курс перестройки и 1990-х годов, а позже дискурс «продолжателей» пере-

Лекция 16. Типы общества. Часть первая

стройки, то мы увидим, что в нем из множества суждений складывался именно типологический образ российского  и советского общества. Этот образ критиковался  и отрицался, ему был противопоставлен, как идеал, обобщенный  образ какого-то другого  общества, правильного, к кото- рому наше общество должно было «перейти». Условно это называлось

«Западом». Л. Баткин  верно подчеркивал, что под «Западом» надо было понимать не конкретные страны и культуры, а «всеобщее  определение истинно современного, очищенного  от архаики  общества». Речь шла именно о типе. От нашего общества требовали не улучшений  той или иной стороны жизнеустройства,  а перескока от одного типа к другому, подобно тому как электрон перескакивает с одной орбиты на другую, преображается, а не переползает.

Таким образом, философия российских  реформ базируется на пред- ставлении о двух принципиально  разных типах обществ. Уже тогда из мозаики желаемых и негативных характерных черт, которые описыва- ли обществоведы и поэты перестройки, можно было составить два об- раза и понять, чего так страстно желают реформаторы. Это устранило бы много недоразумений и позволило бы в какой-то степени смягчить конфликт, создав рациональные  основания  для диалога. Но так не по- лучилось, все мы связно выражались на языке формационных понятий, и сторонникам реформ пришлось сдвинуться к «борьбе за капитализм», хотя мало кто из них его желал. Более разумной, но совсем утопической, была концепция «антисоветских коммунистов», которые желали смены типа общества, но с перескоком в правильный марксистский социализм («советский социализм-мутант»).

Сейчас нам было бы полезно упорядочить ту типологию, которая в неявном и сумбурном виде сложилась за годы реформы в обществен- ном сознании. На какой основе предлагается это сделать?

Как мы говорили, в Новое время законодателем в классификации культур, цивилизаций и обществ стал Запад. Другие народы с оговорка- ми, но приняли разработанные на Западе понятия и методологию, кри- тикуя их и дополняя.  Россия не стала исключением. Она перенесла на свою почву и европейскую науку, и развитые в проекте Просвещения понятия и методы гуманитарного  знания. Российская интеллигенция, и даже широкие слои менее образованных  людей, долгое время пользо- вались классификацией обществ, выработанной в так называемом фор- мационном подходе, в основном в рамках марксизма. Это был один из важных способов упорядочить представления об обществе.

Однако определять  тип  общества  по признаку господствующей в нем социально-экономической формации (феодальное, капиталисти- ческое, социалистическое)  явно было недостаточно. Было видно, что Россия, Китай и Англия различны независимо от экономической фор-

С.Г. Кара-Мурза. Кризисное обществоведение

мации. Следовательно, требовались и другие основания для классифи- кации, помимо формационных. Они вырабатывались, во многом соот- ветственно политическим задачам. Как уже говорилось, в Новое время в западной общественной  мысли возникло различение двух образов жизни человека — цивилизованного и дикого. В пределах западной куль- туры человек живет в цивильном (гражданском) обществе,  а вне этих пределов — в состоянии «природы». В международной конкуренции и психологической войне эта типология до сих пор действует.

ХХ век стал временем очень интенсивных  и широких этнографиче- ских и антропологических исследований. Они привели к идее самого грубого и резкого разделения всего множества обществ на два типа — общество  современное и общество традиционное. Во второй половине ХХ века это представление приобрело развитую форму. Смысл его та- ков: современное общество (модерн) возникло  в Западной Европе на обломках традиционного  общества Средневековья. Те культуры и ци- вилизации, в которых такой глубокой ломки не произошло, продолжа- ли развиваться в условиях той или иной разновидности традиционного общества.

Возникновение на Западе общества  нового типа было культурной мутацией колоссального масштаба. Она произошла в результате чере- ды революций, слившихся в «Великую трансформацию». К. Поланьи, описывая процесс становления современного общества в Западной Европе, отмечал, что речь шла о «всенародной стройке», что главные идеи нового порядка были приняты народом. Он писал: «Слепая вера в стихийный процесс  овладела сознанием  масс, а самые “просвещен- ные” с фанатизмом религиозных сектантов занялись неограниченным и нерегулируемым реформированием общества. Влияние этих процес- сов на жизнь народов было столь ужасным, что не поддается никакому описанию. В сущности, человеческое общество могло погибнуть,  если бы предупредительные контрмеры не ослабили действия этого самораз- рушающегося механизма».

Таким образом, современное (гражданское, либеральное) общество изначально понималось как общество, присущее западной цивилизации. Традиционное общество — общество незападное. В ходе модернизации, т. е. освоения и переносе институтов  модерна, традиционные общества приобретают многие черты современного общества, но «привитые» на ствол своей культуры. Например, проводят индустриализацию. Типич- ным примером является Япония.

Россия — более сложный случай, поскольку  она сложилась как ци- вилизация на основе христианства, находилась с Европой в интенсив- ных отношениях и раньше других культур предприняла программу глу- бокой модернизации.  Тем не менее и она, будучи до середины ХХ века

Лекция 16. Типы общества. Часть первая

преимущественно крестьянской страной, относилась к категории тра- диционных  обществ. Сейчас, после быстрого послевоенного развития, многие российские обществоведы отрицают характер нашего общества как традиционного. Я считаю, что по главным признакам, гораздо бо- лее инерционным, нежели индустриальное хозяйство и городской быт, и советское, и нынешнее общество России продолжали относиться к ка- тегории  традиционных,  а в ходе нынешнего  кризиса  даже идет откат к архаическим институтам традиционного общества. Далее мы рассмо- трим основания для такого утверждения.

Названия «традиционный» и «современный» условны и, думаю, не- удачны; первоначальный смысл их уже не отражается выбранными сло- вами. Кроме того, для многих само слово «современный» звучит как по- ложительная оценка, что неприемлемо для научного понятия, которое должно быть беспристрастным. Но раз уж эти названия давно вошли в обиход, лучше не изобретать новых. Делались попытки найти более подходящие термины, но они не увенчались успехом и заглохли.

Современное общество есть продукт индустриальной цивилизации, а традиционное  общество корнями уходит в цивилизацию аграрную. Иногда этот признак переносят в наши дни и ошибочно считают, что в промышленно развитых странах везде сложилось современное обще- ство. Это не так, степень промышленного  развития  не служит суще- ственным признаком. Япония — в высшей степени развитая промыш- ленная страна, но сохранившая  самые главные черты традиционного общества. С другой стороны, сельскохозяйственные плантации в Зим- бабве — очаги уклада современного общества.

Понятия  «современное» и «традиционное» не содержат в себе оцен- ки, она возникает лишь при взгляде через фильтр идеологии. К оценке по критерию «плохой — хороший»  эта классификация отношения не имеет, для этого важна совокупность всех данных исторически черт об- щества. Например, вопреки идеологическим установкам евроцентриз- ма, традиционное  общество не является косным, застойным. В опреде- ленных условиях оно выполняет проекты быстрого и мощного развития с высоким уровнем инновационной активности (это видно на примере России, Японии, сегодня — Китая).

И гражданское общество может быть мерзким, духовно больным и выхолощенным; и традиционное,  даже тоталитарное, общество мо- жет быть одухотворенным и возвышающим человека. Сам по себе тип общества не предопределяет, будет ли оно в тот или иной исторический момент жестоким или терпимым, деспотическим или свободным.

Современное (гражданское) общество выходцев из Европы в США без всяких  моральных проблем триста лет использовало рабство, счи- таясь при этом идеалом демократии. И в то же время с Запада осыпали

С.Г. Кара-Мурза. Кризисное обществоведение

проклятиями «деспотическую Россию» за крепостное  право, просуще- ствовавшее очень недолго лишь в центральных областях и лишь в от- ношении крестьян «имперского»  народа. Прадед Пушкина эфиоп Ган- нибал был крупным помещиком, и его русские крепостные не видели ничего предосудительного в том, что их барин — негр. А основатель те- ории гражданского общества английский философ Джон Локк помогал составлять конституции рабовладельческих штатов США и вложил все свои сбережения в работорговлю. Оправдания  рабству, которые фор- мулировал Локк, были настолько жесткими и абсолютными, что, как пишут, «оправдание рабству, которое за две тысячи  лет до Локка давал Аристотель, кажутся отеческим напутствием».

Макс Вебер, обсуждая  доктрину кадетов во время первой русской революции (1906 г.), предупреждал: «Было бы в высшей степени смеш- ным приписывать сегодняшнему высокоразвитому капитализму, как он импортируется теперь в Россию и существует в Америке, … избиратель- ное сродство с “демократией” или вовсе со “свободой” (в каком бы то ни было смысле слова)».

Заметьте:  «В высшей степени смешным!».  А сегодня в России то и дело напоминают, что демократия — специфическая сущность «евро- пейской культуры».

Поскольку понятия «современное» и «традиционное» обозначают та- кое сложное явление, как общество, невозможно дать им короткое, но ис- черпывающее определение. Само определение превращается в описание, почти рассказ, оно раскрывается через содержательные примеры, может дополняться и дополняться. От этого, впрочем, определение не становит- ся менее научным. Все признаки, которые отличают  два типа обществ, мы рассмотреть и даже перечислить не сможем. Постараемся нарисовать два образа крупными мазками, не надеясь получить портрет в академической манере, но выявив главное ядро признаков, показать фундаментальную несхожесть общества традиционного и современного.

Образы, о которых идет речь, слеплены усилиями  множества уче- ных самых разных дисциплин и отражены в культуре многих народов. Ведь столкновения современного и традиционного  обществ — и в виде колонизации, и в ходе самых разных программ  модернизации  — как столкновения  Запада с «не-Западом» вызывали огромные потрясения. Но начнем с науки.

Много сделали  историки, которые  работали  не в ключе  истмата, а использовали  так называемый «цивилизационный подход» — не под- гоняли исторический  процесс под объективные законы и не разгля- дывали жизнь через призму классовой  борьбы и смены социально- экономических формаций, а описывали зарождение, развитие и гибель той или иной цивилизации как отдельного целостного организма. Круп-

Лекция 16. Типы общества. Часть первая

нейшим современным  историком-энциклопедистом  такого  типа был

А. Тойнби.

Сравнительное описание традиционного  и современного общества составило целое направление в социальной философии и социологии. М. Вебер объяснял смысл этих понятий  через становление современно- го капитализма («духа капитализма») — но не как Маркс, который ана- лизировал ячейку производственных отношений капитализма, а изучая революцию в духовной  сфере и культуре. Кстати, Маркс делал очень много сравнений  современного капитализма  с разными известными в то время традиционными  обществами (он давал свои очень прони- цательные суждения в основном в виде подстрочных примечаний). Для нас эти сравнения исключительно важны; но советская система образо- вания, излагая истмат, всю эту лирику  «опускала». В теоретическое опи- сание нашего общества и даже в экономическую практику включалось как раз то, что, согласно самому марксизму, для нас не годилось.

Крупные философы искали аналогии, чтобы уловить и объяснить разницу двух типов общества. К. Поппер назвал их «открытое обще- ство» и «закрытое общество». Он отрицательно относился к обществу традиционному (закрытому) и сделал меткие замечания. Например, он писал: «Закрытое общество в его лучших образцах можно сравнить с ор- ганизмом». А далее объяснял, почему гражданское общество не имеет черт организма: «поскольку ничто в организме не соответствует одной из важнейших характеристик открытого общества — конкуренции за статус его членов».

Огромный материал накопили этнографы, изучавшие оставшиеся на Земле «примитивные общества» — племена и народы, образ жизни которых не замаскирован  теми волнами  модернизации,  что претер- пели культуры, вовлеченные в бурные мировые процессы. Поскольку подавляющее большинство  таких исследований сделано учеными  За- пада (или получившими  образование на Западе), любое  наблюдение представляло собой контакт современного и традиционного общества и всегда включало в себя их сравнение. Любой отчет, статья или книга о таких исследованиях представляли нам два образа, с выявлением их различий, часто очень тонких.

К сожалению, нам мало знакомы «обратные» наблюдения, сделанные индейцами, папуасами или аборигенами Австралии над обществом За- пада. Такие наблюдения есть, но они редко приобретают характер науч- ных описаний и почти не попадают в доступную нам литературу (даже труды японских и китайских ученых). А то, что попадает, мы почти не читаем. Кто, например, читал «Три народных принципа» Сунь Ят-сена? А ведь этот его труд, заложивший  основы для спасения и развития Ки- тая, содержит не просто важнейшие для нас мысли, а почти  откровения.

С.Г. Кара-Мурза. Кризисное обществоведение

В послевоенные  годы сравнительный  антропологический  анализ, т. е. описание человека традиционного  и современного общества, стал осознанной  исследовательской программой.  Она вобрала в себя огром- ный материал наблюдений и множества частичных открытий. В этой программе приняли участие виднейшие антропологи (К. Леви-Стросс, К. Лоренц, М. Салинс) и психологи (например, Э. Фромм). В их трудах последовательно и кропотливо  снимались шоры и фильтры евроцен- тризма и трудно, по крупицам,  строилось знание без идеологической предвзятости (насколько это возможно).

Плодотворным для нашей темы было то направление в анализе куль- туры, которое начал М.М. Бахтин. Его анализ «культуры  смеха» в пери- од Возрождения, когда в Европе сосуществовали традиционное  обще- ство и очаги современного общества, дает представление целого среза нашей проблемы. Продолжая это направление, сегодня культурология описывает довольно страшный образ «общества спектакля», создавае- мого освобожденным от этики телевидением. Виртуальная реальность спектакля по-разному встраивается в современное и в традиционное общество.

В 60–70-е годы ХХ века появилось много философских  работ, по- священных самым разным сторонам жизни общества — таких, где для лучшего понимания сути Запада проводилось  сравнение с обществом традиционным. Это работы о языке и цензуре, о власти, о тюрьмах и больницах, о школе, о скуке и многом  другом. Создавались два пор- трета в стиле импрессионизма, и они становились  все отчетливее.

Большой материал дали прагматические  исследования японского стиля управления промышленными  фирмами. Эти работы были вы- званы «японским чудом» и велись в 60-е годы совместно американски- ми и японскими учеными. Сначала в США было много иллюзий: каза- лось, стоит только разгадать секрет, обучиться трем-четырем приемам, и можно внедрить японский стиль на американских предприятиях с тем же успехом. Но все оказалось сложнее — речь шла о глубоких разли- чиях культур. «Приемы» управления, эффективные в Японии, на аме- риканских служащих  часто оказывали совершенно противоположное действие. Поскольку  эта проблема изучалась «с обеих сторон» (причем

«западная сторона» стремилась чему-то научиться и отбросила гонор), в этих исследованиях реализовался антропологический подход, давший ценное знание и о современном, и о традиционном обществе.

С необычной стороны освещает нашу проблему исследование рабско- го труда в США, удостоенное Нобелевской премии1. Экономика, основан- ная на труде рабов-африканцев,  стала большим экспериментом по взаи-

1  Это новаторская  работа в области клиометрии — с математической обработкой больших массивов информации самого разного рода.

Лекция 16. Типы общества. Часть первая

модействию традиционного (даже «примитивного»)  и современного капиталистического общества. Этот эксперимент, связанный с острыми конфликтами, был мифологизирован. Современное исследование вскры- ло много неожиданного и даже вызвало в США скандал. Дело в том, что негры-рабы в США сами создавали сложно  организованное  предприя- тие плантации. Оно было настолько эффективным, что рабовладельцы- плантаторы благоразумно не вмешивались в организацию труда и быта рабов — управляющими были тоже рабы. Организовавшись  по-своему, африканцы были поразительно эффективнее белых фермеров.

Во время уборки хлопка  рабов не хватало, и обычно в дополнение к ним нанимали белых сезонных рабочих. У них в среднем выработка была вдвое ниже, чем у рабов (и, что покажется странным для наших обществоведов и новых собственников, у таких белых наемных рабочих и зарплата была вдвое меньше, чем у рабов). Как пишут авторы иссле- дования, белые протестанты  с их индивидуализмом были неспособны освоить сложную организацию коллективного труда, которая была у не- гров. В целом же по хозяйству душевая выработка негра-раба была на

40% выше, чем у фермера. Иногда  плантаторы  отпускали  негров-рабов

«на оброк» — работать в промышленности (но такое происходило до- вольно редко, т. к. раб был огромной  ценностью). Интересно, что и на заводах труд таких артелей оказывался эффективнее труда белых рабо- чих. Такая вот история. Это не значит, что в нашей реформе надо дви- гаться к рабовладельческому строю (хотя такие признаки есть).

Об исследованиях  хозяйства  русского общинного крестьянства в сравнении с фермерским укладом, который пытался внедрить Столы- пин, будем говорить особо.

Помимо науки, над осмыслением нашей проблемы трудилось искус- ство. Оно создало другой, еще более обширный запас знания, «записан- ного» в художественных  образах. Некоторые художники приближались к осознанному сопоставлению двух типов общества (особенно когда от- ражали эпизоды столкновения цивилизаций — как, например, в «Войне и мир» Льва Толстого или повестях Лескова, а в японской литературе — в повестях Акутагавы о японских христианах).

Освоение художественного знания — задача, пожалуй,  более слож- ная, поскольку проникновение в чужую культуру намного труднее, чем в научные тексты, следующие, насколько возможно,  общим стандартам. Но уж русскую-то литературу мы можем читать и понимать. Порази- тельное дело: когда перечитываешь Пушкина,  Толстого или Шолохова после освоения самых основных  понятий о традиционном обществе, Россия открывается  перед тобой совсем с иной стороны. Начинаешь у этих художников  видеть и понимать новые грани и краски, которых раньше и не замечал.

С.Г. Кара-Мурза. Кризисное обществоведение

В целом, два массива знания — научное и художественное — не про- тиворечат  друг другу, а гармонически дополняют. Это само по себе — важный аргумент, подтверждающий верность главных положений  на- учной концепции традиционного общества.

Таковы основные источники хорошо систематизированного, обра- ботанного согласно научным нормам знания о традиционном обществе. Можно назвать это знание материалистическим, ибо оно не включает в себя никаких неуловимых, мистических понятий,  не нуждается в об- ращении к мифам и тайнам загадочной души — русской, китайской и т. д. Все утверждения  можно проверить наблюдением и логикой, что и является признаком научного знания.

Разумеется, понятия  «современное» и «традиционное» общество есть абстракции. В действительности эти модели нигде в чистом виде не встре- чаются. Любое известное нам самое примитивное общество уже в какой- то мере модернизировано, оно перенимает западные технологии, понятия, общественные институты  — прямо или через иные модернизированные культуры. А любое самое лишенное традиций  общество Запада (скажем, США) несет в себе какие-то традиционалистские или архаические черты. И не только несет их в себе как пережитки, но и порождает их, культивиру- ет в своем развитии — воспроизводит традиционализм в новых формах.

Например,  длительное использование  рабского труда африканцев в южных штатах США превратило потомков  радикальных протестан- тов в традиционалистов с аристократическими  замашками,  так  что гражданская война с Севером обладала чертами  цивилизационной во- йны. Городское общество Южной Америки,  населенное иммигрантами из Западной Европы, сосуществуя с сельскими индейскими общинами, также обрело многие черты традиционного сословного общества. Пара- доксально, но и фундаментализм неолиберальной волны привел к воз- рождению сословных отношений в лоне буржуазного  общества — не- примиримого  врага традиционализма. Эти явления должны служить нам предостережением против эссенциализма. Постараемся не впадать в гипостазирование понятий «современное общество» и «традицион- ное общество», и будем считать присущие им свойства неизменной сущ- ностью. Эти понятия — инструмент мышления, пользоваться им надо осмотрительно, учитывая, что объект меняется.

Рассмотрим те главные признаки традиционного и современного об- ществ, которые составляют ядро, выдающиеся черты двух «портретов». Сравнение двух типов общества по каждому признаку — это отдельная, почти неисчерпаемая тема.

Все эти признаки можно детализировать, множить, доводить до тон- ких нюансов. Знания о традиционном  обществе России (СССР), изуче- нию которого была посвящена  советология, позволили найти уязвимые

Лекция 16. Типы общества. Часть первая

точки в этой сложной и хрупкой конструкции. Потому-то перестрой- ка превратилась в потрясающую по своей эффективности  операцию по слому советского общества. А для восстановления России мы сами должны лучше знать ее.

Картина мира. В любом обществе картина мироздания служит для человека той базой, на которой строятся представления об идеальном или допустимом  устройстве общества. Самые первые, фундаменталь- ные различия двух типов общества проявляются уже в том, как человек воспринимает пространство и время. В самом фундаменте современно- го общества лежит идея свободы в ее новых, внеэтических измерениях. Снятие пространственных ограничений изменило мироощущение лю- дей, породило  убежденность  в возможности неограниченной экспан- сии, столь важную для идеологии либерализма.

Наука разрушила Космос, представив человеку мир как бесконечный, познаваемый и описываемый на простом математическом языке меха- низм. Вот красноречивый штрих: более полувека  в мире осуществля- ются две технически сходные исследовательские программы,  в которых главный объект называется совершенно разными терминами. В СССР (теперь России) — космос, в США — space (пространство). У нас космо- навты, там — астронавты.

Создавая свой искусственный мир, человек традиционного  обще- ства «встраивает» его в данное природой  пространство, не ищет пря- мых линий и прямых углов и плоскостей. Сакля лепится к скале, улочки старого города извилисты (сравните с планом Нью-Йорка!).  Поражают аэроснимки  старинных  городов, где столкновение с новым простран- ственным мышлением произошло  очень быстро, в период короткого строительного бума конца прошлого века. На конгрессе по истории нау- ки и техники в Испании докладчик показал план Гранады. Средневеко- вый город разрублен, как саблей, наискось, прямым проспектом Gran Vía, а в конце его начинаются квадраты кварталов современного города. Хай- деггер описывает два сооружения на Рейне, неподалеку одно от другого. Вот средневековый мост. Он так прилажен к берегам и реке, что кажется частью целого. А вот электростанция. Здесь сама река встроена в нее.

У всех наpодов и племен существовал миф о вечном возвpащении, о том, что время приведет его к родному  дому, к утраченному  раю. Научная  pеволюция  pазpушила  этот обpаз:  вpемя стало  линейным и необpатимым. Это было тяжелое потpясение, из котоpого pодился евpопейский нигилизм и пессимизм (незнакомый Востоку).

Нам кажется, что идея длящегося,  устремленного  вперед вpемени и идея пpогpесса заложены в нашем мышлении естественным обpазом. Между  тем, это — недавние пpиобpетения  культуpы. Даже человек Возpождения   еще не  мыслил  жизнь как пpогpесс,  для него  идеалы

С.Г. Кара-Мурза. Кризисное обществоведение

совеpшенства,  к  котоpым надо стpемиться,  остались  в античности. В сознании  господствовала эсхатологическая  концепция (сотвоpение миpа — конец света), дополненная понятием  циклического вpемени. Лишь начиная с XVII века утвеpждаются линейные толкования истоpии и веpа в бесконечный пpогpесс. Эта веpа была пpовозглашена  Лейбни- цем, но получила особенно шиpокое pаспpостpанение лишь в XIX веке, благодаpя эволюционной теории.

Когда время «выпрямилось», изменился весь строй жизни человека. Торопливость, экономия времени, постоянная зависимость от часов — признак современного общества, в отличие от того, что мы наблюдаем в любой традиционной культуре. Испытывая  ужас перед «утекающим» временем, человек Запада ощущает странное желание жить наперекор времени, побеждать его — например, есть клубнику именно зимой, а ка- таться на лыжах именно летом, не считаясь с расходами. Это — символи- ческий признак успеха. В культуре традиционного общества, напротив, хорошим тоном считается именно ощущать циклическую смену времен года: наслаждаться цветами, плодами, пейзажами сезона.

Характерно  преломилось  представление о времени в двух знако- мых нам социально-философских учениях современности — социал- демократии, получившей  распространение на Западе, и коммунизме, который укоренился в традиционных  обществах России и Азии.

Маркс, сказав о призраке коммунизма, видел его трансцендентное,

«потустороннее» отличие от социализма. Вступление в коммунизм — завершение цикла, в известном смысле конец «этого» света, «возврат» человечества к коммуне. То есть к жизни в общине, в семье людей, где преодолено  отчуждение,   порожденное  собственностью.  Социализм же — экономическая формация, где разумно, с большой долей солидар- ности устроена совместная жизнь людей. Но не как в семье. «Каждому по труду» — принцип не семьи, а весьма справедливого  общества.

Рациональный  Запад за призраком не погнался,  а ограничил  себя социал-демократией,  чей великий  лозунг гласит: «Движение  — все, цель — ничто!».  Здесь — разное понимание  времени. Время комму- нистов — цикличное, мессианское. Оно устремлено к некоему идеалу (светлому будущему, Царству свободы — названия могут быть разными, но главное, что есть ожидание идеала как избавления, как возвращения, подобно второму пришествию у христиан). Время социал-демократов — линейное, рациональное:  «цель — ничто». Здесь — мир Ньютона, бес- конечный и холодный. Можно сказать, что социал-демократов толкает в спину прошлое, а коммунистов притягивает будущее.

Как уже говорилось в лекции о цивилизациях, Космос, в центре кото- рого находился человек, созданный по образу и подобию Бога, обладает святостью (Гегель назвал традиционное общество «культурой с симво-

Лекция 16. Типы общества. Часть первая

лами»). Десакрализация мира сделала отношение к нему в современном обществе рациональным. В традиционном  обществе человек сохранил

«естественный религиозный орган», и ощущает глубокий смысл бытия, хотя бы он и был атеист.

Святость мира и включение в него человека порождают в традици- онном обществе единую для всех этику. Современное общество «откры- то» в том смысле, что его не ограничивают  барьеры, в которых «замкну- то» традиционное общество — ни Бог, ни общая (тоталитарная) этика, ни озоновый слой.

Глубоко различно  отношение  к земле. Недаром  важнейшей   про- блемой реформы в России стало снятие священного  смысла понятия

«земля». Идеологи  разрушают это понятие как символ, имеющий для народов России религиозное содержание. В дебатах о собственности на землю этот смысл отбрасывается грубо. Подчеркивается, что земля — не более чем средство производства и объект экономики2.

Антропологи специально  рассматривают  смысл Земли в культуре

«незападных» народов. Земля — особое измерение Природы, то духовное пространство, в котором происходит встреча с мертвыми. Запрет на про- дажу земли является абсолютным, экономические расчеты при этом не- существенны. Например, индейцев чаще всего приходилось просто уни- чтожать — выкупить землю не удавалось ни за какие деньги. В 1995 году так были поголовно уничтожены два племени в Южной Америке.

В России эти квазирелигиозные  представления уже вытеснены из сознания и перешли в культуру, сохранившись в культурном бессозна- тельном. Продажа земли, особенно иностранцам, до сих пор вызывает тревожное чувство.

Конечно, русские, включившись в промышленное развитие, вос- приняли научные представления о пространстве и времени, но так, что прежнее мироощущение при этом не было сломано. Научные представ- ления, как инструменты, сосуществуют  с космическим чувством.

Представление о человеке. Как уже говорилось, в современном об- ществе человек — свободный атом, индивид. В России смысл понятия

«индивид» широкой публике даже неизвестен. Здесь человек в принципе

2 В.М. Межуев писал (1991): «Мышление, психология товарного производителя — нечто совсем иное, чем мышление крестьянина, занятого натуральным производством. Одно дело видеть в хлебе — каравай, в корове — Зорьку, в козе — Машку; совсем другое — ви- деть в них и стоимость, измеряемую денежными знаками. Для крестьянина важно, конеч- но, чувствовать свою близость к природе, почитать и любить землю как свою «матушку- кормилицу» (о чем с городским  умилением пишут наши авторы-«деревенщики»), но с экономической точки зрения важно еще и видеть в земле своеобразный банк, в который вложены деньги, приносящие доход (ренту).  И такое меркантильное, прагматическое, расчетливое отношение к земле намного  полезнее для той же земли, чем простое чувство естественной сращенности с ней, якобы генетически врожденное каждому крестьянину».

С.Г. Кара-Мурза. Кризисное обществоведение

не может быть атомом — он «делим». Он есть личность как средоточие множества человеческих связей. Он «разделен» в других и вбирает их в себя. Здесь человек всегда включен  в солидарные структуры (патриар- хальной семьи, деревенской и церковной общины, трудового коллекти- ва, пусть даже шайки воров). Этот взгляд очень устойчив и доминирует в России в самых разных идеологических воплощениях, что и является важнейшим признаком для отнесения   ее к традиционному обществу. Современное общество требует разрушения общинных  связей и пре- вращения людей в индивидуалистов, которые уже затем соединяются в классы и партии, чтобы вести борьбу за свои интересы.

Ось гражданского  общества — частная  собственность.  Жан-Жак Руссо в «Рассуждениях о происхождении неравенства» (1755) так писал о возникновении гражданского общества: «Первый, кто расчистил уча- сток земли и сказал: “это мое” — стал подлинным основателем граждан- ского общества»3.

Исходный  смысл частной собственности как естественного права —

собственность  индивида  на его тело4. В традиционном  обществе понятие

«Я» включает в себя и дух, и тело как неразрывное целое, человек — не впол- не собственник тела («люди царевы»). Теперь человек раздвоился.  Одна его ипостась — собственник, а другая ипостась — собственность. Возникла со- вершенно новая, нигде кроме Запада не существующая антропология.

Как и всякая частная собственность, в совpеменном обществе тело становится «сpедством пpоизводства». Э. Фpомм, pассматpивая челове- ка Запада как новый тип («человек кибеpнетический»), пишет: «Кибеp- нетический человек достигает такой степени отчуждения, что ощущает свое тело только как инстpумент успеха. Его тело должно казаться моло- дым и здоpовым, и он относится к нему с глубоким наpциссизмом, как ценнейшей собственности на pынке личностей».

Глубинное  чувство собственности,  приложенное  прежде  к  телу, определило иное, нежели в традиционном обществе, отношение к про- ституции, гомосексуализму, эвтаназии, рынку рабочей силы и другим проблемам «распоряжения» своим телом.

Так, одним из социальных прав как в СССР, так и в некоторых стра- нах при социал-демократических правительствах (например, в Швеции) было право на бесплатное медицинское  обслуживание.  При внешней

3 Он добавил  далее, что в основании гражданского общества — непрерывная война,

«хищничество богачей, разбой бедняков».

4 Основатель «идеологии» Дестют Де Траси писал: «Природа наделила человека не- избежной и неотчуждаемой собственностью, собственностью на свою индивидуаль- ность… “Я” — исключительный собственник тела, им одушевляемого, органов, приво- димых им в движение, всех их способностей, всех сил и действий, производимых ими.; и никакое другое лицо не может пользоваться этими же самыми орудиями».

Лекция 16. Типы общества. Часть первая

схожести этого конкретного права его основания в СССР и в Швеции были различны. Согласно концепции индивида (в Швеции), человек рождается  вместе со своими неотчуждаемыми личными правами. Но право на охрану его собственности — социальное право, его надо закре- пить в общественном договоре. Тело — собственность индивида, охрана его здоровья государством — завоеванное борьбой социальное право.

В советском (традиционном) обществе человек — член общины. Его здоровье — национальное достояние. Поэтому здравоохранение рассма- тривается как обязанность. Оберегать здоровье человека — обязанность и государства как распорядителя национальным  достоянием, и самого человека. Реформа в России привела к неожиданному эффекту: еще до перехода к платному здравоохранению резко снизилась обращаемость к врачам, несмотря на рост числа заболеваний. Люди почувствовали себя свободными от обязанности беречь свое здоровье как национальное до- стояние, но еще не осознали свое тело как частную собственность.

Из разных представлений о человеке вытекает и разное отношение ко многим правам — прежде всего к праву на жизнь, на пищу. В тради- ционном обществе всегда сильна уравниловка — право на внерыночное получение некоторого минимума жизненных  благ, принципиально  от- вергаемое в современном обществе (бедные в нем — отверженные).

С первых  этапов  становления  современного  общества Запада его социальная  философия  ищет обоснование  социальному неравенству (индивидуальное  равенство дается неотчуждаемым  правом частной собственности  на тело человека). Так возник социал-дарвинизм — пред- ставление, переносящее принцип борьбы за существование из живот- ного мира в общество людей. Это придает неравенству видимость «есте- ственного» закона.

Отцы политэкономии говорили о «расе рабочих»  и считали, что пер- вая задача рынка — через зарплату регулировать численность этой расы. Все теории рынка были предельно жестоки: рынок должен был убивать лишних, как бездушный механизм. Это ясно сказал заведующий первой в истории кафедрой  политэкономии  Мальтус: «Человек, пришедший в занятый уже мир, если общество не в состоянии воспользоваться его трудом, не имеет ни малейшего права требовать какого бы то ни было пропитания, и в действительности он лишний на земле. Природа  по- велевает ему удалиться, и не замедлит сама привести в исполнение свой приговор».

Таким образом, право на жизнь дает только  платежеспособность. Оно не входит в число  естественных прав, что бы ни говорили «мяг- кие» либералы. Социолог  из США Ч. Томпсон, изучавший связь между расовыми и социальными  отношениями,  писал: «В Англии, где про- мышленная революция протекала быстрее, чем в остальной Европе, со-

С.Г. Кара-Мурза. Кризисное обществоведение

циальный хаос, порожденный драконовской перестройкой экономики, превратил обнищавших  детей в пушечное мясо, которым позже стали африканские негры. Аргументы, которыми в тот момент оправдывали такое обращение с детьми, были абсолютно теми же, которыми впослед- ствии оправдывали обращение с рабами».

Эти нормы смягчались по мере усиления  социальной  борьбы, но

«чистая модель» не изменилась — проблему перенесли в сферу благо- творительности. Ф. Бродель писал: «Эта буржуазная  жестокость без- мерно усилится в конце ХVI в. и еще более в ХVII в… В ХVI в. чужака- нищего лечат или кормят перед тем, как выгнать. В начале ХVII в. ему обривают голову. Позднее его бьют кнутом,  а в конце века последним словом подавления стала ссылка его в каторжные работы»5.

В России дело обстояло иначе, здесь «право на жизнь»  всегда было естественным правом. Человек, просто потому, что он родился в России и есть один из нас, имеет право на жизнь,  а значит, на некоторый мини- мум благ. И это — не подачка, а право. Поэтому  так болезненно и было воспринято вторжение западного капитализма, в результате которого с конца ХIХ веке стали происходить голодные бедствия как социальное, а не стихийное явление. Российское монархическое государство пере- стало гарантировать право на жизнь, что и завершилось революцией.

В советское время уравниловка в России была вытеснена из рацио- нального сознания в коллективное бессознательное. Изменения в идео- логии не меняют этого подспудного чувства. Даже в период рыночного энтузиазма общественное мнение было жестко уравнительным. В октя- бре 1989 года на вопрос «Считаете ли вы справедливым нынешнее рас- пределение доходов в нашем обществе?» 52,8% ответили  «несправедли- во», а 44,7% — «не совсем справедливо». Что же считали несправедливым

98% жителей СССР? Недостаточно  уравнительное  распределение благ.

84,5% считали,  что «государство должно  предоставлять больше льгот людям с низкими  доходами» и 84,2% считали, что «государство должно гарантировать каждому доход не ниже прожиточного  минимума». Это и есть уравнительная программа.

Надо особо подчеркнуть, что такое понимание права на жизнь вовсе не является порождением советского строя и его идеологии. Напротив, советский строй — порождение этого взгляда. Согласно ему, угрожаю- щая жизни бедность есть зло, несправедливость,  которую можно вре- менно терпеть как следствие бедствия, но нельзя принимать как норму жизни.

5 В 2004 г. Гайдар, ставший приверженцем экономического либерализма, писал: «Ли- беральное видение мира отвергало право человека на получение общественной помо- щи. В свободной стране каждый  сам выбирает свое будущее, несет ответственность за свои успехи и неудачи».




Страница: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 |

Оцените книгу: 1 2 3 4 5

Добавление комментария: